Джек вывалился из дома, запнувшись о порог и больше всего желая, чтобы ему в лицо хлынул поток освежающего дождя. А лучше  - ледяного, колючего, как сотни игл, смывающего с лица гнев, злобу и ненависть к человеку, с которым он собирался провести большую часть своей жизни.
Дождя не было.
Некуда было деться от самого себя и желания выместить накопившуюся в душе грязь. Никаких шансов отмыться от самого себя.
Мэри Арлин выскочила следом. Точнее, выплыла, покачиваясь и неотвратимо, как дирижабль. Нет, она не была тучной, но располагала некоей неизбежностью. Если на тебя шла Мэри Арлин Каллахан, избегнуть облака печали и жалости к себе, окружавшего ее незримым щитом, было сложно.
- Джек! - жалобно простонала она. - Ей богу, Джек, я просто попросила тебя вызвать врача! Ты разве не видишь, до чего мне плохо, милый?..
Джек запрокинул голову и улыбнулся небу.
Он знал. Приедет доктор. Покачает головой, отведет его в сторонку и скажет, что Мэри попросту ебанутая ипохондричка. Подтверждением тому были десятки бумажек с анализами - у миссис Каллахан с физическим здоровьем всё было куда лучше, чем у большинства ее друзей, которые не ныли и не бегали по врачам.
Консультация у психотерапевта также не дала результатов. Желаемых результатов. Мэри уже давно диагностировала себе шизофрению, о чем часто и грустно рассказывала всем, кто еще мог ее слушать. Однако врач этот диагноз не подтвердил, обнаружив только хронический эгоцентризм, недостаток внимания и депрессивный эпизод на этой почве.
Если бы Джек любил Мэри, он бы вытерпел всю эту дрянь. Он бы находил некоторое удовольствие в заботе о любимом человеке.
Но Джек совсем, совсем не любил Мэри Арлин Каллахан.
- Я хочу, чтобы она умерла.
Эти слова не прозвучали вслух, оставшись лишь отпечатком на мягких губах мужчины. Он передавал свое пожелание небу, не надеясь, что оно будет услышано.
- Джееек, - ныла безутешная Мэри, плетясь за ним. Ей и впрямь было худо. Голова болела совершенно по-настоящему. Это не могло быть внушением! Это была мигрень - но, кажется, никто ей не верил. - Джек, пожалуйста, не бросай меня. Хотя бы ты! Не предавай меня!
Каллахан всмотрелся в ночную тьму. Небеса молчали. Надо было что-то решать.
Он прошел к гаражу.
- Постой тут, Мэри, я сейчас вернусь.
Она послушно осталась стоять у стены.

Она стояла, глупо глядя на выезжающую из гаража машину. Мэри думала: сейчас они поедут в больницу.
Автомобиль, старый семейный кроссовер, металлической тушей двинулся вперед и прямо на неё.
О, как чудесно здорОво и молодо ее тело отреагировало на опасность гибели! Мэри Каллахан бросилась вбок от ощерившегося на нее бампера, упала в сырую траву и услышала за спиной грохот: это машина впечаталась в стену их дома, не пробив ее от отсутствия разгона. Джек сидел за рулем. Она не рассмотрела, с каким одухотворенным и решительным выражением лица муж таранил её машиной - а сейчас Каллахан сидел, уткнувшись лбом в руль. Она не поняла, был ли он в сознании. В себя Мэри пришла лишь сидя на чердаке с запертой дверью.

Джек на всю жизнь запомнил свои ощущения. Когда он вел машину вперед, это была свобода. Это было освобождение. Это была воля. Так было правильно. Чертова сука, бессмысленная в своем существовании, за всю жизнь не спасшая никого, не помогавшая никому, кроме себя, помешанная на своей тощей заднице - она бы не заслуживала смерти, если бы не поганила его жизнь.
Плевать, что он жил в доме, купленном ее родителями.
Когда Каллахан вел тачку на живое существо, которое ему досадило, он был по-настоящему свободен. Он считал, что поступает правильно. В его душе разливалась река, где огромными рыбами плескались Уверенность в правильности поступка, Ощущение свободы и Руль.
Рыцарь дорог превратился в Дорожного дьявола.
Это могла бы быть его первая жертва...

Наутро ее уже не было в доме, а он забрал свою старую машину, бросив кроссовер - жирное несостоявшееся орудие убийства - и поехал на Запад.